Рамиро Алва (НПС)

Шум бального зала, люди, окружавшие его возлюбленную, звуки музыки – все это уже давно было далеко позади. Теперь и отныне их домом  будет замок в Кэналлоа. Здесь ждут мирное спокойствие и тихое счастье, которого им обоим не хватало долгое время.
В замке царила тишина. Очень необычная тишина. Не было ни видно ни слышно снующих слуг, звуков присутствия животных и птиц, исполнения каких-нибудь работ... Замок будто вымер. По крайней мере, такое впечатление создавалось отсюда – от беседки. Довольно  просто и безыскусно сделанной белой беседки, свидетельницы одного из самых счастливых моментов в жизни герцога Рамиро Алва.  Ведь именно тут, опустившись на одно колено, он, фигурально выражаясь, отдал свое сердце самой прекрасной девушке на свете. Сколько дней или недель или лет назад это было? Он не знал.  Да это и не важно было. Потому что это точно было, и потому, что они вдвоем снова стояли здесь.
- Octavia, mi amor.* Наконец мы снова вместе. И я не оставлю Вас одну никогда более, не буду причиной Ваших слез и боли Вашей  прекрасной души.  Простите меня за то, что я невольно стал виновником Вашей печали, так надолго покинув Вас. – Как и тогда, Рамиро опустился на колено и, мягко взяв тонкую хрупкую ладонь своей возлюбленной, с величайшей почтительностью коснулся  губами кончиков пальцев. Теперь он был вновь в обычном своем одеянии, а не в нелепом карнавальном  алом костюме, и теперь та, кого он любил всею душою столько времени, не могла не узнать его.  -  Mi vida**. – Короткий вздох, новое касание губ к пальцам, и на молодую женщину с синими глазами поднялся сияющий, полный безмерного счастья взгляд. Это ощущение настолько переполняло его, что Рамиро, и без того всегда относившийся к своей юной супруге с большой почтительностью и внимательностью, теперь словно боялся дышать – будто от одного лишь его неловкого или чрезмерно сильного прикосновения она вновь исчезнет – как сладостный, полный ослепительной радости, сон. Ведь после исчезновения такого сна просыпаться в серой обыденности во много раз горше.
Рамиро поднялся и очень осторожно – будто держал в руках хрупкий алатский фарфор – обнял молодую женщину за руки. Яростный черный морисскский лев – как порой называли герцога Алва противники, теперь был тих и кроток от переполнявшего его счастья. Сейчас он не решался на более сильное проявление своих чувств – ведь вернувшееся счастье было таким же нежным, легким и пугливым, как птичка, с осторожностью приближающаяся к ручью, где может быть много незримых опасностей.

--------------
*   - Октавия, любовь моя.
** -  Жизнь моя.